Война кончилась, а трофейной команде работы невпроворот. Нашего полку прибыло: целые отделения и взводы пехотинцев становятся временно трофейными командами. По репарации СССР имеет право забрать станки и оборудование военных заводов Германии для восстановления разрушенных заводов на своей территории. Началась новая тяжёлая, но интересная работа. Грузить станки на железнодорожные платформы – это как тянуть бегемота из болота.

Выручает, как всегда, русская смекалка. В кирпичной стене завода толовыми шашками делается проём для прохода вагона. Посередине цеха раскладываем шпалы, прокладываем два рельса, костылим их, в цех заталкиваем платформы. Станки по наклонным рельсам тянет на платформу длинным тросом через блок лебёдка танкового тягача. Через пять-шесть часов цех пуст, костыли сняты, шпалы, рельсы поехали уже в другое помещение. Лёгкие станки затаскивали на железный лист, перед которым насыпали смазанные машинным маслом стреляные гильзы. Ломами и верёвками вчетвером перетаскивали станки к месту погрузки. У немецких рабочих от удивления округляются глаза и отвисают челюсти. Раньше, граждане германцы, надо было думать: какого фюрера избирать и куда с ним идти!

22 мая 1945 года комендант города Грайфсвальд объявил приказ: «Трофейная команда в составе с казачьей сотней конвоирует пешим ходом немецких коров на территорию СССР по маршруту: Грайфсвальд, Нойбранденбург, Нойшпрайц, Шведт, Пыжице, Венцборк, Бродница, Белосток, Минск». Всего 1200 км за 40 дней, ночи светлые, тепло, травы вдоволь. Мы удивились: как конвоировать коров? Они же не военнопленные, разбегутся, а стрелять нельзя.

Замполит Брюханов Н. напутствовал нас трогательной речью:

– Дорогие мои бойцы! Наступил мир! Вас ждут на Родине жёны и дети. На оккупированной территории СССР не осталось ни одной коровы, всё забрала война. Голодные ребятишки четыре года не видели молока. Они ждут, когда вы пригоните по репарации трофейных коров. Надо возрождать колхозы, разводить скот. По железным дорогам поедут быки и лошади, им нужны сено да вода. Корова – животное деликатное, её надо два раза доить в сутки, иначе закаменеет вымя, воспалится, получится мастит. Корове из вагона одна дорога – на мясо. Вы погоните коровушек по малым дорогам и полям, мимо больших городов и деревень, будете их доить, а молоком кормить местное население. Берегите коров!

Прикомандировали к нам больше сотни донских казаков, кавалерийских ветеринаров (коновалов), санитаров, радистов, поваров, 60 русских и белорусских женщин и девушек, угнанных на работу в Германию, в качестве доярок. Автобат выделил три десятка автомашин и четыре мотоцикла. Нас, 30 трофейщиков, определили извозчиками на телеги, запряжённые немецкими лошадьми-тяжеловозами для езды по бездорожью. Казаки и тут же дали нам кличку: «Пферды», что означает «лошадь». Орда получилась знатная: впереди, справа и слева линейным дозором донские казаки с плётками, шашками на боку, автоматами ППС «Судай» на спине. Посередине огромное стадо коров, за которыми по дороге с остановками, черепашьим методом еле движется колонна автомашин, гружённых бидонами, вёдрами, палатками, брезентами, дровами и доярками. К некоторым грузовикам прицеплены полевые немецкие кухни для перевозки молока в нержавеющих баках. Замыкает это воинство обоз «Пфердов». Радиосвязь по всей колонне с выходом на комендатуры гарнизонов городов. Чингисхан с Мамаем позавидовали бы нашей орде.

Вначале коров было мало. Они, как ручейки, стекались в общее стадо из разных деревень под чутким прицелом коллег-трофейщиков из других комендатур.

Коровы, как и люди, в стаде бодались, выделяя сильнейшего, дезертировали до родного хлева, жалобно мычали, прощаясь с родной Германией, роняя горькие слёзы из глаз. Донской казак Петро Середа, постёгивая плёткой очередную беглянку, весело гоготал: «Ты, тупая тёлка, чего орёшь? Ведь гоним вас не в концлагерь Освенцим на пепел, даже не на мясо, а на вольные травы в Белоруссию».

Коровы, нужно сказать, были упитанные, крупные, вымя с два ведра, добрыми, в отличие от немцев, и послушными. Стоит бойцу перемазаться в коровьем навозе и моче, корова принимала его за нового фюрера: бери её за рога на верёвку, тереби её за соски вымени, стоит и не шелохнётся. Вот до чего довела немецкая муштра! Но тупые были сперва, до ужаса, слов русских не понимали! Кроешь её матом, а она нагло жвачку двечит и может рогом покалечить. Пришлось в русский матерный лексикон вплетать немецкие словечки: рехтс, линкс, штейт ауф, лосс, лосс, шнеллер, либе, либе, зер гут. Уважали коровушки лишь казацкую плётку да шашку плашмя по мягкому месту, вздрагивали от одиночного выстрела вверх и взрыва мины. А вот автоматные очереди воспринимали как музыкально-развлекательное шоу новых хозяев стада.

Однажды мы не обнаружили пятнистую стельную корову, за которой начальник ветслужбы приказал следить. В поиск беглянки на конях отправили рядового Середу и меня. Середа, склонившись на шею коня, нашёл следы копыт, и погоня началась. Следы вели в сосновый лес, трупный запах заставил взять автоматы наизготовку. Возле кучи веток наша корова нежно облизывала новорождённого телёнка. Под ветками стоял немецкий мотоцикл с боковым прицепом, в котором был пулемёт МГ-42 с заправленной патронной лентой, два карабина Маузер, шесть фаустпатронов, куча заплесневевшей гражданской одежды, два военных мундира, каски и сапоги. В стороне лежал лицом вниз труп офицера. «Нехило поработали немецкие дезертиры, кокнули командира, переоделись и слиняли!», – сделал вывод Середа.

Бензина в мотоцикле не оказалось, пришлось его верёвкой привязать к луке моего седла, всё барахло погрузили в прицеп, телёнка закутали в китель, прижали карабинами и, для хохмы, надели каску. Я повёл коня в поводу, Середа на мотоцикле, на привязи корова и второй конь. Встретили нас девчонки-доярки: «Кого привезли?». «Гитлера поймали!», – хитро улыбаясь, пошутил Середа. Как степной пожар пронёсся слух о важной персоне. Доярки бросали вёдра и бежали колотить Гитлера. Увидев телёнка в немецком мундире, уткнувшегося мордочкой в пулемёт и мирно жевавшего ремешок каски, девчата разразились громким смехом. «Какой это Гитлер? Да это же милый Гитя! Дитё коровье, несмышлёное!», – гладили руками первого бычка в стаде.

Во время дойки я играл на аккордеоне, вернее учился играть.

Так коровы вкруговую стояли возле моей телеги и даже двечить переставали, а доярки успевали их доить. В телеге у меня, как у трофейщика, было четыре аккордеона, полкотомки немецких губных гармошек вперемешку с наручными часами. Я экспериментировал, выбирая из четырёх лучший аккордеон, облизал до мозолей все губные гармошки. Это оценил начинающий музыкант – старшина Носов, приказав: «Рядовой Кузнецов! Хватит мозолить пальцы и после немцев облизывать губами гармошки, шагом марш доить коров, ведь ты деревенский, боевое задание тебе 20 коров! Всё музыкальное барахло казакам раздай, они заслужили! Иначе тебя под трибунал отдам за мародёрство!».

Носов забирался на телегу и начинал из аккордеона извлекать инопланетные звуки, коровы продолжали слушать новаторские произведения. Мне пришлось вместо пилотки надевать на голову платок, пропахший кислым молоком, брать верёвку, патронный ящик вместо табуретки, подойник и высматривать в стаде корову. Выбирали только тех коров, у которых вымя распирало и при каждом шаге на дорогу брызгала струйка молока. Говоришь корове: «Либе, либе, зер гут!». Пока она изучает мою харю в вонючем платке, верёвочку на рога накинул и повёл её к дереву, телеге, привязал и начинаешь доить. Ведро надоил, вылил в бак полевой кухни, потом ловишь следующего клиента.

А хари мы за этот поход наели знатные: молока хоть запейся, хоть залейся, временами бывало много свежего мяса, молоко меняли у поляков на хлеб, картошку, табак, горилку.

Сергей АЛЕКСЕЕВ, пос. Подюга
Продолжение в следующем выпуске